© Katrin

Доктор суетливо перебирал разложенные на столе результаты анализов. Изредка стрелял по Джону взглядом, потом снова опускал глаза. Будто чего-то стыдился. Может, просто устал - тяжело целый день пропускать через себя боль, надежды и сломанные судьбы.

"Агент Доггетт," - доктор закончил свой пасьянс. - "Боюсь, то, что я сейчас вам скажу, вряд ли можно отнести к хорошим новостям." Джон, в общем, был готов к чему-то такому. Но всё равно по спине побежал холодок, а голос предательски дрогнул: "Что, пора место на кладбище выбирать ?" Доктор сгорбился, как-то постарел лицом и выдавил: "Реакция положительная. Диагноз подтверждён - саркома Спэнбауэра, вторая стадия". "Это не диагноз, доктор. Это - приговор..." В кабинете повисло тягостное молчание. Доктор с испугом и сожалением смотрел на собеседника, Джон молчал. Когда он заговорил, голос его прозвучал глухо: "И сколько мне осталось ?" Доктор медлил с ответом. "Сколько ? Скажите правду." "До третьей стадии - месяца три, а там..."

"И всё-таки один ничтожный шанс у вас есть" - продолжил доктор после нескольких минут напряжённой тишины. "Какой ?" - вскинулся Джон. "Вы про гибернацию слышали ?" Джон недоверчиво поморщился: "Анабиоз ?" "Да, но это слово не совсем верно. Его только журналисты используют, гибернация - термин более точный. Медицина научилась искусственно замедлять жизненные процессы, создавать нечто вроде тех изменений, что происходит в организме, например, медведя во время спячки." "Вы предлагаете мне лечь в спячку ?" - усмехнулся Джон. "Да. В нашей клинике проводится эксперимент...  В общем, шесть установок, три успешных погружения - мы так это называем. Сейчас максимально доступный для нас срок - 20-30 лет. За это время способ лечения вашей болезни будет найден. Оптимисты говорят про 10-12 лет, но плохо верится. Я не требую мгновенного решения. Поезжайте домой, подумайте..."

Когда Джон вернулся из клиники, Моники в офисе не было. Он специально не сказал ей про консультацию. Боялся, что она плюнет на всё и захочет поехать с ним. Пришлось бы её отговаривать... Нет уж. Приговор он узнал, с гибернацией придётся решать самому. 20 лет, значит... Срок немалый. "Ну вот что !" - Джон мотнул головой. - "Что бы ты не решил, на Монику не вешай. Хочешь стать замороженным бифштексом в холодильнике - вперёд, только девочку впутывать незачем. 20 лет её жизни, самого расцвета, псу под хвост. 20 лет ждать труса, которому не хватило смелости вовремя умереть !  Не-ет, так дело не пойдёт !"

Он схватился за телефон. Пластмасса жалобно скрипела, когда Джон остервенело жал на кнопки. "Алло ? Будьте добры доктора Стивенсона..." Музыка. Бесконечно раздражающая мелодия - гимн эпохи офисных АТС. "Доктор Стивенсон ? Это Джон Доггетт. Да, я согласен. Хоть завтра. Только у меня одно условие..."

Когда позвонили из клиники и усталый безликий голос сказал, что Джон Доггетт скончался сегодня в 6 утра, Моника не поверила. Не верила, когда официально сообщили результаты вскрытия, не верила у порога морга. Даже когда в зале прощаний заиграла траурная музыка и закрытый чёрный лакированный ящик медленно уполз в бездонное нутро, она не верила до конца.

Лишь дома, смоля одну сигарету за другой, она вдруг отчётливо поняла, что Джон никогда больше не войдёт в комнату своим удивительно широким шагом, никогда больше не улыбнётся так, как улыбался только ей. Этого больше не будет. И только тогда Моника разрыдалась.

Месяц прошёл как в тумане. Моника работала, но всё делала будто не она, а кто-то другой, а настоящая Моника Рейс смотрела со стороны незаинтересованным взглядом. Коллеги постоянно спрашивали о её делах, предлагали свою помощь. Моника благодарила и отказывалась. По вечерам она сидела у окна словно недвижимая каменная статуя и тихонько плакала.

Однажды утром сквозь купленный двойной дозой успокоительного крепкий сон прорвалась длинная телефонная трель. "Алло ?" - прошептала в трубку Моника, надеясь, что это ошибка. "Моника ? Это Дана. Можно я заеду ? Есть разговор..."

Моника слушала её и не верила. Джон жив ! Лежит себе в анабиозе, а она похоронила пустой гроб ? Господи, спасибо тебе ! "Но почему ? Почему ?" "Он не хотел вешать на тебя эти 20 лет. Не хотел, чтобы из-за него ты ломала свою жизнь. лучшие годы, как он сказал, псу под хвост." Моника почти не слушала. Бог мой, Джон, какой же ты дурак ! Благородный, честный дурак. Хотелось надавать ему пощёчин и расплакаться. Он жив ! Жив ! И всё же, 20 лет...

"Подожди, подожди..." - Моника вскочила с дивана. - "Есть же другой выход". Она разворошила кипу газет на журнальном столике, а потом сунула Скалли в руки какую-то рекламу. "Клиника коммерческой гибернации "Морфей". Путешествие в будущее. 100% успеха. Наша технолония вас не подведёт."

Ещё три месяца пролетели мимо. Моника лихорадочно заканчивала свои дела в ФБР. День своего сна она почти не помнила. Скалли подбросила её к клинике. Широкий чистый холл, мрамор и полированный паркет. Над регистрационной стойкой знакомый девиз: "Наша технология вас не подведёт". Моника привыкла верить технологии. За сон уплачена очень немалая сумма, назад пути нет. Пора стать заморозком, как здесь зовут пациентов. Зато совсем скоро, 20 лет пролетят незаметно, она сможет обнять Джона...

... Из светлой невесомой дымки выплыло улыбающееся лицо медсестры. Светящаяся полоска на голубоватой блузе странного покроя: "Маргарет, 4 гиб. отделение". "Как вы себя чувствуете ?" "Но..." - связки не повиновались. Моника поперхнулась и закашлялась. Медсестра тут же протянула стакан с тёплой красноватой жидкостью. "Нормально" - Моника пришла в себя и сразу вспомнила всё. "Маргарет, Бога ради, какое сегодня число ?"

Фу-у-у... Всё верно. 20 лет без двух суток. Вот будет сюрприз для Джона !

Врачи не хотели её отпускать. Приходил седовласый пофессор, долго убеждал в необходимости восстановительного курса: мускулы отвыкли от нагрузок, внутренние органы 20 лет работали в другом режиме, могут отказать... Тогда Моника рассказала ему всё, а утром профессор сам повёз её в клинику к Джону. Машины всё такие же - на колёсах, не летают, как в старых фильмах про будущее, разве формы более зализанные да ездят безшумно. Зато город стал совсем-совсем другой. Боже, как всё изменилось !

В клинике после утомительных переговоров ей разрешили встретиться с доктором Стивенсоном. Он сильно сдал за прошедшие годы, поседел, старческие пальцы теребят какой-то стержень. "Что у вас, дорогая ?" Захлёбываясь и путаясь, Моника вывалила на него всю историю. "А-а... Джон Доггетт, агент ФБР. Конечно, помню. Но позвольте, он ведь умер. Тогда ещё не умели лечить такое заболевание." Голос Моники задрожал: "Доктор, я всё знаю ! Знаю, что он жив, что лежит в вашей морозилке. Его должны разбудить завтра, так ? Я хочу быть с ним ! Скажите правду, или я пойду по этажам его искать !" Стивенсон изменился в лице и пристально посмотрел Монике в глаза. "Да" - неожиданно деревянным голосом сказал он, - "Действительно, такой пациент лежал у нас в гибернаторе, ждал своего часа. И дождался. Метод лечения С-саркомы был найден через 7 лет. Джона Доггетта разбудили в 2008-м, прооперировали и излечили полностью. Перед выпиской я зашёл поговорить с ним, спросил, куда он теперь. Я помню его слова, девочка. Он ответил, что любимая женщина уже 7 лет считает его мёртвым, наверняка нашла своё счастье и мешать ей он не собирается. А через пол года после этого он сообщил, что уезжает из страны. Куда - неизвестно..." "Я найду его" - прошептала Моника - "Найду обязательно... "

Моника никак не могла привыкнуть, что все телефоны теперь оборудованы видеоприставкой. На экранчике улыбка Скиннера казалась вымученной. Он тоже постарел, обрюзг. "Доброго дня ! С кем имею ?..." "Агент Моника Рейс ..." На другом конце провода послышалось тяжёлое дыхание. "Сэр, вы меня слышите ?" "Агент Рейс ?! Включите пожалуйста камеру..." Ах, да. Обратный видеосигнал. Мельком глянув в зеркало, Моника ткнула в сенсор. Глаза Скиннера на секунду расширились, брови поползли вверх. "Вы знаете, где Джон ? Я проснулась, сразу сюда, а тут говорят, что уже через 7 лет его прооперировали и он уехал ! Сэр, вы что-нибудь об этом знаете ?!" "Подождите, Агент Рейс. Не так быстро" - он говорил медленно, будто подбирал слова. - "Вы в больнице ? Мы с агентом Скалли скоро будем - там и поговорим."

И снова Моника не могла заставить себя поверить. Джон проснулся в 2008-м и, никому ничего не сообщив, уехал из страны. "Я тоже был уверен, что агент Доггетт ещё в заморозке. Приехал за неделю до назначенного срока, а тут доктор Стивенсон с новостью... Он уже чёртову дюжину лет неизвестно где. Мы с агентом Скалли бросились на поиски. Вы не представляете, какие возможности теперь у Интернтета. Но, увы. Ничего. Пустота. Будто не было человека". "Он жив ?" "Не знаю. Скорее всего да. Только сменил всё... наверное." Что-то в голосе Скиннера заставило Монику насторожиться. Была в нём какая-то фальшь. "Сэр," - она поднялась с кушетки, подошла к нему. - "Вы уверены, что всё мне рассказали ?"

Газеты заменила электронная планшетка, на которую в любой момент можно было вызвать любое издание - простая и удобная система сенсоров позволяет выбрать нужный раздел, увеличить фотографию, посмотреть видео. Скиннер долго мялся и наконец сдался: "Вот, смотрите". Статья с красивой фотографией. Заголовок - "Страшная саркома побеждена ! Бывший пациент едет ... - дальше Моника читать не смогла, глаза отказывались. "Ну же !" - ... в свадебное путешествие." На фото - счастливый Джон нежно обнимает стройную брюнетку в подвенечном платье. "И всё ?" - голос Моники прозвучал глухо, будто из бездонного колодца.

"Всё. Похоже, там, куда они поехали, Доггетт изменил фамилию, имя ... всё. Сейчас многие так делают: бывшие политики, вышедшие в расход кинозвёзды ... Многие. Евросоюз такое позволяет, Штаты, Канада. Свобода личности называется. Я думаю, агент Доггетт решил, что если уходить, то навсегда." "Нет... Он не мог этого сделать. Просто не мог." "Моника, он вычеркнул тебя из своей жизни, ещё когда ложился в сон" - вмешалась в разговор Скалли. - "И доктор передал его слова о том, что ты считаешь его мёртвым." "Я уже слышала ! Но я не считаю его мёртвым, понимаете ?!" "Тогда нужно послать ему весточку" - спокойно добавил Скиннер. "Куда ?" - Моника оторопела. "Назад, в 2008-й, чтобы он прочитал её, как проснётся." "А это возможно ? Что у вас тут, машину времени изобрели ?" "Машину - нет, но... Обнадёживать пока не буду, сначала нужно поговорить кое с кем."

"Агент Рейс, познакомьтесь с Эндрю Дином. Он работает в Институте пограничной физики и уже очень много лет занимается темпоральными исследованиями. Эти ребята почти победили время ! Я думаю, вам есть о чём поговорить" - Скалли слегка улыбнулась, закрывая дверь за человеком лет 50-ти с невероятно малиновыми глазами (контактные линзы, догадалась Моника).

На следующее утро Моника оказалась в экспериментальной лаборатории своего нового знакомого. "Вот наш экспериментальный темпоратор. Вроде машины Герберта Уэллса, читали ? Мы можем пока перемещать материю только в прошлое, то есть реверсировать течение времени. Хронопоток намного стабильнее, корректировать передачу не нужно. максимальная масса - около шестидесяти килограммов, но с ней мы ещё не работали, слишком много энергии уходит. Самый большой предмет - вот такой брусок иридия. Отправили в 2000-й год, всё прошло нормально. Хотим отодвинуть точку перемещения лет на 200-300, а там и с живой материей начнём. Мышей заказали." Моника восхищённо сияла глазами: "Здорово ! А как это работает ?"

"В общем, ничего сложного. Смотрите. Сюда вводим координаты перемещения... Куда бы вы хотели отослать наш иридий ?" "ну, например, в 2008-й год." "Почему именно туда ?" "Не знаю. Первое, что пришло в голову." "Точная дата ?" Монике не нужно было рыться в памяти: "17 июля". Эндрю ловко орудовал световым маркером: "Выставляем дату. Пусть будет полдень... Затем кладём брусок в стазис-камеру... готово." "А потом ?" "Я нажимаю вот сюда, камера закрывается, и эксперимент идёт в автоматическом режиме. Всё просто, как я и говорил." Прозвучал звуковой сигнал. "Готово. Рассчёты завершены. Извините, Моника, сейчас я всё здесь обнулю и пойдём дальше." Эндрю повернулся к ней спиной. У Моники была какая-то доля секунды.

Она метнулась к стазис-камере, ткнула пальцем в сенсор. Завыла сирена, под потолком заплясала красная аварийная сигнализация. "Простите, Эндрю. Вы мне очень помогли." "Стойте !" Но Моника уже поднырнула под накатывающий сверху люк, скорчившись на полу. "Господи ! Что же я делаю ?!" Ослепительная вспышка, и опора пропала из-под ног - Моника провалилась в какую-то бездну. "Всё будет хорошо, я 56 кило вешу !"

В палату гибернации её не пустили. Моника стояла у большого, во всю стену, обзорного экрана и жадно смотрела на бледное лицо Джона. Лоб опутан ворохом датчиков, на ресницах застыли серебристые капельки инея. Вокруг суетились врачи, кто-то монотонно считывал показания мониторов жизнеобеспечения: "Сердцебиение - в норме, лёгочная активность - в норме..." Моника не замечала ничего. Для неё существовал только Джон. Внезапно его веки дрогнули. Моника чуть не вскрикнула от неожиданности, вскочила, бросилась к экрану. Руки хотели помочь Джону проснуться, прикоснуться к нему, пришлось сунуть их в карман. Что-то хрустнуло. Моника достала из кармана куртки планшетку. А-а, та газета. Машинально она выбрала сенсорами нужную статью - дочитать.

"Наш спецкор сообщает. Джон Доггетт, один из первых, кто был успешно излечен от саркомы Спэнбауэра. Он ждал открытия в глубоком анабиозе семь лет. После успешной операции пациент полностью здоров. Вчера он с женой отправился в свадебное путешествие. Желаем удачи !" Под копией стереофото - счастливый Джон и женщина в фате - подпись, на которую в прошлый раз Моника не обратила внимания: "Джон Доггетт и его жена Моника".

Планшетка чуть не выпала из рук. Она ткнула на фото - увеличить. На неё, задорно улыбаясь, смотрела она сама. Моника на секунду прикрыла веки - и из-под них тут же скатились две слезинки. "Ну, мистер Скиннер ! Ну, Скалли ! Только попадитесь ! Вы ведь всё это знали !"